МИСТУЛОВ Эльмурза Асланбекович (осет.) (16.09.1869-30.10.1918). Источник: Лучший форум для коллекционеров. Фотографии и документы Георгиевских кавалеров. Asik
Весной 1918 года он вернулся на Терек и поселился в своей родной станице Черноярской. Здесь и застали его грозные события, развернувшиеся в Войске летом 1918 года. После ареста красными Командующего Терскими войсками полковника Бочарова на его место в июле был назначен Эльмурза Мистулов. Судьба, так долго оберегавшая его в многочисленных боях, фатально стала преследовать его: в первый же день боя он был тяжело ранен в шею, - пуля прошла у сонной артерии, задев легкое, вышла в верхней части спины. Только 17 октября он смог вернуться в строй. "Абсолютно не имея никакой живой связи с армией Деникина, не зная, что делается вне пределов своего войска, окруженный сплошным кольцом красных Терский фронт, и без того растянутый, стал таять… Наступили холода. Вспыхнула эпидемия тифа. Бесплодность дальнейшей борьбы стала очевидной. И не выдержала беспомощного положения гордая и благородная душа Мистулова, храбрейшего из храбрых воинов. И когда был проигран последний бой - он не стал искать себе спасения, как во всю жизнь никогда не искал для себя земных благ. Решение принял твердое и быстрое, как был всегда тверд и решителен в боях. Отойдя с отрядом в станицу Прохладную, 9 ноября 1918 года он пустил себе пулю в голову". Елисеев приводит отзывы известных военачальников о Мистулове. Генерал Н. Н. Краснов в своем очерке "На внутреннем фронте" пишет: "В помощь комиссару Линдэ я назначил во 2-й Уманский полк Кубанского Войска полковника Огрызкова. С полком пошел и командир бригады - смелый и решительный кавказец генерал Мистулов". Генерал Деникин в "Очерках русской смуты" отмечал: "Командующий Терским фронтом назначен выздоровевший после ранения генерал Мистулов - человек высоко доблестный и честный". Но самую лучшую, глубокую и исчерпывающую оценку духовных качеств Мистулова дает его однополчанин по мирному времени ставший войсковым атаманом Терского Войска лейтенант Вдовенко. В своем обстоятельном очерке "Борьба терских казаков с большевиками в 1918 году" помещенном в журнале "Россия" №11, издававшемся в Париже в 1931 году, он писал: "Смерть генерала Мистулова - очень тяжелая потеря для Войска, человека исключительной храбрости и благородства, прекрасного товарища, которого так все любили и уважали" Посмертное письмо генерала было очень кратким, есть в нем такие строки: "Мое тело отвезите прямо на кладбище и без всяких излишеств в возможно кратчайший срок предайте земле. Эльмурза Мистулов"
И далее Елисеев продолжает: "Это исключительно отважная конная атака навсегда осталась не только что в памяти всего полка, но и в памяти такого храбрейшего воина, каковым был Мистулов. Вспоминая о ней потом, он как-то особенно улыбался, словно говорил: таких атак и у него еще не было". После взятия Мема-Хатуна началась Эрзинджанская операция. "Нашей 1-й конной бригаде (бывшей казачьей) приказано оставить все обозы и артиллерию, перейти хребты на севере, повернуть на запад и действовать в стыке 1-го Кавказского корпуса генерала Калинина и 2-го Туркестанского -генерала Пржевальского. По бездорожью, по сплошным кряжам, без подвоза продуктов и фуража, по району, полностью покинутому жителями-турками со всем своим скарбом, ровно две недели велись ежедневно бои с отступающей храброй турецкой пехотой. 17 июля бригада проникла в тыл турецким войскам и в 30-ти верстах западнее города Эрзинджана перерезала единственное их шоссе на Сивас. Обе эти операции без перерыва продолжались ровно два месяца. Мы все были утомлены и истрепаны, особенно в конском составе. Но все мы были награждены боевыми орденами, произведены в следующие чины "за выслугу лет на фронте" и удовлетворены. Мистулов же, проведший все бои во главе полка, дававший нам пример и образец во всем, - он ничем не был награжден, так как по своему чину и должности уже имел все. Операция окончилась. Наша 5-я Кавказская казачья дивизия была оттянута к Эрзеруму. Командир корпуса генерал от кавалерии П. П. Калитин, взявший со своим корпусом Эрзерум, Мема-Хатун и Эрзинджан, в знак особой благодарности казачьим полкам пригласил к себе на пикник всех г.г. офицеров сотен и выше. Гремел хор трубачей-кавказцев; им вторили песенники полка. После многих тостов разных военачальников старый летами и маститый телом генерал Калитин грузно поднялся со стула, медленно обвел глазами генералитет и, остановившись на полковнике Мистулове, с какою-то затаенной любовью сказал о нем короткую речь, закончив следующими словами: "Тебе, Эльмурза, стало уже тесно в рамках полка… Тебя ждет новое поприще на более высокой должности. Я радуюсь за тебя". В сентябре дивизия была переброшена на отдых в район Карса. Начался спешный и усиленный "ремонт полка". Мистулов и здесь, в мирной обстановке словно дирижер с волшебной палочкой: все видит, все знает, во все вникает и всех поощряет в работе только силою своего обаяния. "Он уже давно вошел в наши души как полковой бог". И вот тут-то, когда мы мечтали о новых боевых действиях под его разумным и смелым руководством, его вызвали от нас на высший пост. Проводы его были необычны. Вместо радости и веселья на прощальном офицерском обеде была сплошная грусть. Очень сосредоточен и молчалив был сам Мистулов. Его великая душа, видимо, предчувствовала, что Ьн расстается с нами навсегда. И ушел, уехал, улетел от нас наш "полковой бог". Рыцарь без страха и упрека, храбрейший из храбрых, и на душе у всех в полку стало бесконечно грустно и… пусто". В феврале 1917 года он уехал на Западный фронт. Весть о присвоении ему звания генерал-майора застала его в пути. После революции, по личному желанию, он был переведен в Персию, в Отдельный Кавказский кавалерийский корпус генерала Баратова.
Спартанец и спортсмен, он прибыл к нам с единственным конным вестовым, при одной заводной лошади. Весь его "командирский багаж" помещался в обыкновенных казачьих сумках, с двумя лошадьми, - это и было все его богатство. Бессребреник в жизни, он был исключительный по скромности человек. С этого памятного для нас дня началась новая и исключительно интересная и приятная во всех отношениях жизнь и боевая работа полка, совершенно не похожая на предыдущую. Полк буквально переродился. Мистулов сразу же очаровал и заворожил казачью душу, да так, что она под его вихрь-водительством с гордостью и улыбкою на устах шла в атаку на упрямую турецкую пехоту, так как Мистулов бывал только впереди всех, - храбрый, спокойный, какими могут быть только высокоблагородные горцы Кавказа. В этот же день полк выступил на фронт. Началась 2-я Мема-Хатунская операция. Начались бои против турецкой пехоты. И будь то три, две, одна сотня в цепи, - Мистулов обязательно пройдет к ним и шагом, верхом пройдет вдоль линии фронта, потом остановится, сойдет с седла, сядет на камень в профиль к противнику и скажет: "Федор Иванович, пишите донесение". Турецкие пули свистят над головой, делают рикошеты, а я пищу под диктовку и думаю: "Не только что пуля по прицелу турка, но и шальная легко может "сковырнуть" его с камня и даже пробить ему голову". Наши конные вестовые, присев на корточки, держат лошадей чуть в стороне от нас, а лошади при каждом взвизге пули прядут ушами, коротко вздрагивают и нервно подбирают свои животы". 28 июня наша пехота втянулась в жаркий бой с турками за вторичное обладание городом Мема-Хатуном. Полку приказано быть в непосредственной близости к пехотным цепям наготове. Бой кипел. Шла сплошная трескотня ружей. Сильно "стучали" пулеметы. Мистулов молча и сосредоточенно смотрел вперед. Чутьем испытанного воина он понял, что моральный перевес боя перешел на нашу сторону. И, как стоял полк на узкой проселочной и каменистой дороге "в колонне по три",- он схватил его и бросился вперед сразу же широким галопом. Заскрежетали каменья под копытами 800 коней полка. Гул движения быстро несущейся массы конницы окрылил пехоту. Полк уже впереди. Весь огонь турки перенесли на казаков. В котловине показался этот городок-село. В него, первым, несся сам Мистулов, не имея впереди себя даже дозоров. "Город уже позади нас. За ним лощинка, совершенно открытое место. Вот тут-то турки нас словно и ждали, "как куропаток на перелете", строча казаков все время во фланг с гор, что за пересохшей речкой, с юга, в 400-500 шагах от нас. Турки, оставив нашу пехоту, весь свой огонь сосредоточили на голове полка. Впереди была полная неизвестность. К тому же дорога уклонилась еще ближе к позиции турок. И наш доблестный командир, повернув своего коня вправо от дороги, карьером бросился под единственный отрожек невысокого кряжа. Те, кто скакал непосредственно за ним, последовали его примеру. Со своими вестовыми мы почти одновременно спрыгнули с седел, и когда его личный вестовой хотел схватить повод коня своего командира, пуля турка пробила ему грудь, и он был убит наповал. Головная сотня, следуя так же карьером, сорвалась с лошадей и залегла. Остальные пять сотен, не выдержав огня турок, были сбиты в сторону, перевалили через хребетик и продолжали свой путь вперед. С высот кряжа туркам все это видно было как на ладони. Храбрая русская пехота (153-й Бакинский полк 39-й дивизии) поднялась в цепях и спешно последовала за казаками. Она быстро достигла города, заняла его восточные окраины, своим огнем сбила турок с высот и закрепила за собой город как венец боя".
В мае 1916 года Эльмурза назначен командиром 1-го Кавказского полка Кубанского Казачьего Войска. Нового командира полка ждали не ранее как через месяц, так как знали, что он едет "из России", с Юго-Западного фронта, и, естественно, возьмет отпуск и заедет в свою станицу. "Но мы ошибались. Далеко за полночь скачу по темным, узким и кривым улочкам Эрзерума в гостиницу "Франция", так как полкового адъютанта вызывает новый командир полка. Постучав в дверь, я громко произношу: "Господин полковник, разрешите войти?" - и, получив утвердительный ответ, вхожу. В темно-синей черкеске фабричного сукна, нараспашку, поверх длинного, черного кашемирового бешмета, застегнутого на все "гузики", с очень бледным и уставшим, крупных черт, лицом, с темно-рыжими усами у маленького столика сидел сухой, с высокой талией, "Он" - наш командир полка, опершись на руку, он о чем-то думал. При первых словах моего рапорта полковник Мистулов, привыкший повелевать, немедленно встал со стула, принял положение "смирно": "Как Ваше имя и отчество?". Я назвал. "Федор Иванович, сможете ли Вы показать мне полный список г.г. офицеров полка с указанием полученных боевых наград, по чинам и по должности?". Он произнес это таким вежливым тоном, словно я ему и не был подчиненным. Кроме того, в интонации его голоса, в его осанке, в его естественной внешней аккуратности был ярко выражен благородный горец Кавказа. А наутро следующего дня он представился "своему полку". Именно - он представился, а не наоборот. Стояла исключительная слякоть, непогодь. Висели низко темно-серые тучи. В серых черкесках, в непрезентабельном для глаза походном виде, за стенами древнейшей крепости Эрзерум, в резервной колонне, тысячеконный наш полк ждал своего нового командира. На очень прытком коне - "кабардинце", в своей темно-синей черкеске, при дорогом кавказском оружии с позолотою, вихрем подлетел он к полку, в три прыжка осадил своего коня, блеснул клинком своей шашки вверх и очень громко, внятно и как-то гортанно произнес: "Здо-ро-во, слав-ный Кавказ-ский по-олк!".Это было так неожиданно и так красиво, что полк в тысячу своих голосов особенно компактно и словно эхом ответил ему с радостью в глазах и сердцах. Сказав несколько приветственных слов, Мистулов шагом, молча, проехал по всем рядам 24-х взводов полка, опытным глазом боевого офицера изучая казаков, лошадей, седловку, вьюк. Молодецкий наш первоочередной полк, не забыв и на войне, что "фронт есть святое место", замер в строю, излучая только радость глазами, оценив орла-командира, так необычно представлявшегося полку, как и так нарядно одетого для войны, да еще на турецком фронте. Это было 15-го мая 1916 года.
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ]
