Автономов познакомил нас: пришлось им подать руку".  
[size=10](Рынкевич В. Шкуро: Под знаком волка. М.: АСТ, 2006. - 537 с. [/size]

Шкуро собственные взгляды не скрывал и в беседе прямо заявил, что офицерство "... обезглавлено, обескровлено и вынуждено терпеть, но рано или поздно восстанет вместе с казачеством и сбросит советское иго". Весьма откровенное программное заявление, но и после него продолжаются уговоры, а не следует короткое приглашение к стенке. Более того, соглашаясь со Шкуро, красный Главковерх признал, что задача привлечения офицеров дело трудное и объяснил почему так считает - "... вследствие Корниловского добровольческого исхода, солдаты смотрят на всех офицеров, как на контрреволюционеров и совершенно им не доверяют. Дело осложняется еще тем, что Донской атаман Краснов, поддерживающий в свою очередь добровольцев, является германофилом. Но если Рузской или Радко-Дмитриев согласятся возглавить Красную Армию, действующую против немцев, то генерал Алексеев и Деникин едва ли пойдут против нее. ... Командующий Таманской армией Сорокин совершенно согласен со мною в необходимости организовать настоящую русскую армию". Далее разговор продолжился уже за ужином в ресторане Курзала. Причем красные собеседники белого партизана, крепко выпив, уверяли того в любви к казачеству. Впрочем, иное было бы просто противоестественно, ибо и они по происхождению являлись природными казаками, о по предыдущей службе - казачьими офицерами. Шкуро пишет: "В бронепоезде Автономов сделал мне теперь решительное предложение: начать немедленно вербовку офицеров и казаков и формирование партизанских отрядов на Кубани и Тереке для предстоящей борьбы с немцами, в чем он обещал мне полное свое содействие и выдал письменный мандат за своей и Гуменного подписью. Согласно этому мандату все совдепы, комиссары и местные власти, под угрозой расстрела, обязаны были оказывать мне полное содействие во всех моих требованиях и во всем идти мне навстречу". Договорились даже о передаче Шкуро 10 тысяч винтовок и другого вооружения, но ... после того как Автономов совместно с Сорокиным арестует в Екатеринодаре местный ЦИК! Кроме всего сказанного, Автономов даже сообщил о том, что передал Добровольческой армии на станции Тихорецкая несколько составов с вооружением и боеприпасами. От Шкуро он потребовал гарантировать ему и Гуменному жизнь и прощение в случае победы Белых войск. О перспективах Гражданской войны красный Главком Автономов заявил примерно следующее: "Добровольцы нас непременно поколотят, несмотря на свою малочисленность, ибо население ненавидит большевиков, а белых оно пока не знает и склонно их идеализировать. Быть может, впоследствии и большевистский режим окажется не таким, за который его склонны считать". В общем, слова Автономова оказались очень близки к провидческим. Но все это уже похоже на заговор и теперь проясняется подоплека печальных дальнейших событий происшедших с Автономовым и Сорокиным. По той или иной причине, но Автономов весьма стремился заполучить авторитетных в армии и среди казаков генералов и старших офицеров для службы в Красной Армии. Скорее всего, формально он выполнял приказ Троцкого, но, возможно, преследовал при этом и свои личные цели, согласованные как видим с другим красным Главкомом - Сорокиным. Попыток перетащить на свою сторону Шкуро он не оставил и после ужина в Курзале. Вновь пригласил полковника в салон-вагон и проследовал до станции Ессентуки, где его встречала верхушка местной советской власти: " ... его уже ждали многочисленные комиссары. Среди них был Ной Буачидзе, председатель наркомов терской народной республики; Булэ, председатель Пятигорского совдепа, - взяточник и вор, славившийся своей жестокостью; Фигантер, терский военный комиссар из народных учителей, а также терский комиссар внутренних дел, еврей, идейный большевик и культурный человек, пользовавшийся симпатиями населения за свою внимательность к арестованным и доступность, и Лещинский, энергичный умный и хитрый еврей, присланный из Москвы для сбора контрибуции с буржуазии.

У дверей стояли на часах большевистские часовые. Нас ввели в роскошный салон-вагон, где стоял богато сервированный и украшенный цветами стол. Автономов любезно встретил нас и познакомил с несколькими, находившимися в салоне, хорошенькими дамами, которых он назвал сестрами милосердия". После обеда между красным Главковерхом и Шкуро со Слащовым произошел вполне доверительный разговор. Автономов, частности поделился своими планами: "Моя главная задача, помирить офицерство с советской властью для того, чтобы начать борьбу против немецких империалистов и, по-прежнему в союзе с Антантой, добиться отмены позорного Брест-Литовского мира. Если немцы доберутся теперь до Кубани, где имеются громадные запасы всякого рода, то это их чрезвычайно усилит. Я прошу вас, господа, помочь мне в этом отношении. Не думаю, конечно, сохранить за собою пост Главкома. Было бы желательно пригласить на этот пост генерала Рузского или Радко-Дмитриева. Я же с удовольствием откажусь от ненавистной мне политической деятельности и по-прежнему готов служить младшим офицером". Вот такие, прямо скажем, удивительные слова услышали господа офицеры из уст красного Командующего. Сомневаться в точности воспоминаний белого генерала Шкуро не приходится, ему нет никакого резона в данном случае ничего изменять. Интересно еще и то, что декларация красного Главкома чуть ли не дословно совпадает с побудительными мотивами Добровольческого движения, изложенными господином Половцовым, которому тоже нет оснований не верить. Выходит, что и красные и белые собирались бить немцев.

Однажды (в г. Кисловодске) Шкуро Андрей Григорьевич лицом к лицу столкнулся с группой красных командиров, один из которых ранее служил у него сотенным фельдшером (Сорокин Иван Лукич). Тот его немедленно опознал и "... торопливо подозвал к себе какого-то человека семитского типа и с револьвером за пазухой, и что-то сказал ему. ... Еврей догнал меня. - Вы полковник Шкуро? ... Вас хочет видеть Главнокомандующий революционными войсками Северного Кавказа, товарищ Автономов...".
Шкуро посчитал это приглашение не более чем глумлением перед казнью и уже приготовился к тому, что вместо беседы его прямиком потащат к стенке, но ничего подобного не произошло. Шкуро действительно сопроводили к Автономову, который. "Был сотником 28-го Донского казачьего полка. Светлый блондин, маленького роста, лет 26-и с виду, он производил впечатление человека неглупого и сильной воли". И, далее, как и во многих иных случаях, например генерала Махрова, от "красной" стороны последовало ни обвинение, ни приговор, а, наоборот, деловое предложение. Автономов сказал: "Я много слышал о вашей смелой работе на фронте, господин полковник. Рад познакомиться с вами. Хотел побеседовать с вами по душам". Выбирать Шкуро в тот момент было абсолютно не из чего, потому предложение принял. "... Адъютант Автономова ... явился ко мне ... и мы со Слащовым и Датиевым пошли в бронепоезд Главковерха ...

На Северном Кавказе шла грызня за власть. ЦИК Кубано-Черноморской советской республики обвинял главкома Автономова в диктаторских устремлениях, клеймил его и Сорокина "врагами народа и провокаторами". Автономов клеймил ЦИК "немецкими шпионами". Верх взял ЦИК. Автономова спихнули, а верховным главнокомандующим назначили бывшего подполковника латыша Калнина. Красные силы на Северном Кавказе насчитывали около 200 тыс. чел., из них больше половины на Кубани, сгруппированные в 3 армии. Северная под непосредственным командованием Калнина, Западная - Сорокина, обе по 30 тыс., и Таманская - Матвеева, 40 тыс.
В Добровольческой армии было 9 тыс. 23 июня она перешла в наступление. Политическая программа Деникина излагалась в "Декларации Добровольческой армии":
"1) Добровольческая армия борется за спасение России путём:
а) создания сильной, дисциплинированной и патриотической армии;
б) беспощадной борьбы с большевиками;
в) установления в стране единства и правового порядка.
2) Стремясь к совместной работе со всеми русскими людьми государственно-мыслящими, Добровольческая армия не может принять партийной окраски.
3) Вопрос о формах государственного строя является последующим этапом и станет отражением воли русского народа после освобождения его от рабской неволи и стихийного помешательства.
4) Никаких сношений ни с немцами, ни с большевиками. Единственные приемлемые положения - уход из России первых и разоружение и сдача вторых.
5) Желательно привлечение вооружённых сил славян на основе их исторических чаяний, не нарушающих единства и целостности Российского государства, и на началах, указанных в 1914 г. русским Верховным Главнокомандующим".
Полководцем Деникин был незаурядным. Он внёс новые элементы в военное искусство: учитывая специфический, отборный состав своих войск, ввёл в армии атаку редкими цепями, выполнение каждым взводом в наступлении самостоятельной задачи. Фактически он явился родоначальником тактики высокопрофессиональных войск - той самой, которую потом начали применять десантники, морская пехота и спецназ. Деникин ввёл оправдавшее себя в условиях гражданской войны формирование типа "колонна" - ядро из нескольких офицерских полков, автономно действующее в тактической и оперативно-тактической глубине и обрастающее местными партизанами. Он широко применял обманные манёвры, рейдирование по тылам врага, скоординированные по времени атаки с разных направлений, мастерски умел выбирать цели для главных ударов. Но Деникин проявил себя не только как военачальник. Один из приказов, отданных им в начале похода, категорически запрещал расстрелы пленных. Это был первый такой приказ в истории гражданской войны.

Зал на короткое время стих, а затем ответил возмущенным улюлюканьем… В Москве Александр Исидорович был взят под опеку Серго Орджоникидзе. По его ходатайству Автономова реабилитировали и направили во Владикавказ. Командуя бронепоездом, бывший кубанский главком вновь сражался с белыми и создавал отряды «Красной армии горских народов». В начале 1919 г. Гражданская война вышла на очередной (решающий) виток, и, вполне вероятно, судьба готовила для него новый взлет. Однако взлета не произошло. 2 февраля 1919 г. Александр Исидорович Автономов скончался от тифа в горах Кавказа. Любая Гражданская война означает хаос. В моменты, когда этот хаос достигает предела, на повестку дня встает вопрос о военной диктатуре. Гражданская война во Франции породила Наполеона. Гражданская война в России выдвинула целую плеяду «несостоявшихся бонапартов» (как со стороны белых, так и со стороны красных). Корнилов и Автономов из их числа. История весьма своеобразно распорядилась с посмертной славой двух военачальников. Честолюбец Корнилов вошел в летописи «как бескорыстный и самоотверженный рыцарь Белого дела». Проиграв все свои крупные сражения, он остался для потомков крупным и даже выдающимся полководцем.
Имя Автономова менее известно, причем большинство историков склоны оценивать его только как неудачливого авантюриста. Между тем подобный взгляд трудно признать справедливым. В условиях Гражданской войны Автономов проявил незаурядный военный талант, сумев нанести поражение отборным войскам противника. Более того, в момент, когда война «русских против русских» все больше набирала обороты, кубанский главком оказался одним из немногих, кто попытался сделать хоть какие-то шаги к объединению соотечествеников против общего врага — Германии. В своей политической игре Автономов оказался не столько честолюбцем, сколько романтиком-идеалистом и, в конечном счете, это и привело его к падению. Правда, в конце жизни военная карьера Автономова вновь пошла в гору, но ненадолго… Возможность стать Бонапартом никогда не повторяется дважды. (Генерал Каппель. Сайт о гражданской войне в России)

Как следствие, в его адрес все чаще стали звучать обвинения в «бонапартистских замашках» и даже «контрреволюционности». Пытаясь ограничить власть командующего, местные партийные деятели создали Чрезвычайный штаб обороны. Новый орган постоянно тормозил, а то и отменял распоряжения Автономова, нарушая основополагающий для любой армии принцип единоначалия. Более того, все действия членов штаба объяснялись не столько соображениями целесообразности, сколько желанием укротить «зарвавшегося мальчишку». В сражавшихся на фронте частях это прекрасно понимали и в большинстве случаев поддерживали главкома. Более того, съезд делегатов Северокавказской Красной армии выдвинул резолюцию: «Централизовать все вооруженные силы Кубано-Черноморской республики и Северного Кавказа в лице главнокомандующего товарища Автономова, которому поручается создать аппарат военного управления, снабжения и снаряжения войск. Категорически потребовать от высшей центральной власти Российской Федеративной республики устранения вмешательства гражданских властей. ЦИК упразднить всякие Чрезвычайные штабы, тормозящие оборону Кубано-Черноморской республики и Северного Кавказа». На противников главкома эта резолюция не произвела никакого впечатления. Тогда в качестве профилактической меры Александр Исидорович приказал арестовать сначала членов штаба, а затем и вступившихся за них членов ЦИК Кубано-Черноморской республики. Через несколько часов все арестованные были освобождены, но в Москву уже летел поток жалоб, в которых он представлялся человеком, противостоящим «линии партии». Тогда же вспомнили о контактах Автономова с Рузским и Радко-Дмитриевым, что позволило представить его «скрытым белогвардейцем». 28 мая 1918 г. в Екатеринодаре состоялся III Чрезвычайный съезд Советов Кубано-Черноморской республики, посвященный вопросу об «автономовщине». В разгар заседания из Совнаркома пришла телеграмма, сообщавщая о снятии Александра Исидоровича с поста главкома и отзыве его в Москву (с последующим преданием суду).Поднявшись на трибуну Автономов отказался от речи в свою защиту и с горьким сарказмом произнес: «Кланяюсь тем, с которыми вместе сражался за ту свободу, за которую они дали мне имя «контрреволюционера».

Под Екатеринодаром Красная армия, хотя и ценой огромных жертв (около 5 тыс. одних убитых), добилась первого значительного военного успеха. Советская республика нуждалась в героях, и не удивительно, что «главный виновник» этой победы тут же оказался на гребне популярности. Ленинский Совнарком утвердил его в должности главкома Кубано-Черноморской республики. В короткое время Александр Исидорович обзавелся всем необходимым антуражем «большого начальника» — персональным бронепоездом, роскошными автомобилями, толпой адъютантов и миловидных «секретарш». Вся эта орава «прихлебателей» славила его как «нового Наполеона». Следует отметить, что многие белогвардейцы также сравнивали Корнилова с Бонапартом, но если для Корнилова Екатеринодар стал своеобразным Ватерлоо, то для Автономова этот же город мог стать новым Маренго — первой ступенью к власти военного диктатора. Тем не менее этого не произошло. В отличие от Наполеона (да и от Корнилова), безудержное честолюбие не было ему присуще. Да и «светлые идеалы революции» вовсе не казались Александу Исидоровичу пустым миражом. В расплату за подобный идеализм красному главкому также пришлось пройти через свое Ватерлоо, правда не военное, а политическое… В апреле 1918 г. Кубано-Черноморская республика оказалась в полукольце врагов: с севера и запада (от Ростова-на-Дону, Тамани и Грузии) угрожали немцы, с северо-востока - Добровольческая армия Деникина. Одновременно под влиянием политики расказачивания в кубанских станицах начались антибольшевистские восстания. Пытаясь привлечь на свою сторону казаков и бывших офицеров, Автономов предложил сформировать новую Красную армию для борьбы с немцами. Возглавить ее должен был один из популярных боевых генералов. В качестве возможных кандидатов назывались находившиеся на отдыхе в Пятигорске генералы Рузский и Радко-Дмитриев. В ходе личной встречи с Автономовым оба они дали ответ: «Воевать с немцами будем, командование в любое время примем, при условии, что в армии будет дисциплина. Воевать же с Добровольческой армией не будем, ибо не мыслим себе войны русских с русскими». Последний пункт выглядел невыполнимым, поскольку Добровольческая армия явно не желала мириться с большевиками. Лучшего оставляли желать и вопросы дисциплины. Пытаясь пресечь грабежи, Автономов расстрелял кое-кого из своих подчиненных (в том числе коменданта Екатеринодара Золотарева).

Пережидая, пока подчиненные насытятся «экспроприациями», их командиры занялись распределением постов в военной иерархии нового «государства». Судя по всему, при этом они исходили из степени влиятельности того или иного полевого командира; в результате Автономов стал главнокомандующим, Сорокин — его заместителем, а Золотарев занял третью по значению военную должность — коменданта Екатеринодара. Однако радость победы оказалась недолгой. На подступах к Екатеринодару появилась пришедшая с Дона Добровольческая армия генерала Корнилова. Объединившись с войсками Казачьей Рады, белые двинулись на штурм кубанской столицы. Битва за Екатеринодар стала первым крупным полевым сражением Гражданской войны. Даже советские историки отмечали, что корниловцы в этом бою проявили огромное мужество и воинское мастерство. Более того, те же историки признавали, что силы красных едва ли не в 10 раз превосходили силы противника. Однако следует учитывать и другие факторы. Со стороны белых здесь действовали отборные части, состоявшие главным образом из кадровых офицеров. Со стороны красных — недисциплинированные и плохо управляемые толпы, весьма мало склонные считаться с авторитетом собственных начальников. Для того, чтобы повести в бой подобную орду и, более того, одержать с ней победу, требовалось быть человеком незаурядных дарований. Главком Автономов с этой задачей справился… 29 марта начавшаяся днем раньше битва за Екатеринодар достигла наибольшего ожесточения: отборный Корниловский полк полковника Неженцева рвался к центру города — Сенному базару. Впоследствии сам Автономов признавал, что в этот момент для отражения противника ему пришлось «вооружать и пускать в бой первых попавшихся, встреченных на улице людей». Напор белых ослаб после того, как одна из пуль сразила полковника Неженцева. Бой вновь переместился на окраины, и Автономов на какое-то время упустил из-под контроля ситуацию у Сенного базара. Эта ошибка едва не стала роковой для красных. Сменивший Неженцева генерал Казанович прорвался в центр города, захватив скопившиеся там подводы с продовольствием. Однако из-за общей неразберихи другие белые части вовремя не поддержали его. Под покровом темноты отряд Казановича смешался с красногвардейцами и благополучно отступил к своим. 30 марта белые вновь двинулись на приступ, но понесенные накануне потери оказались столь значительными, что к середине дня бой затих. Решающий штурм, намеченный на 31 марта, был отменен из-за гибели Корнилова. Потрепанная и лишившаяся вождя Добровольческая армия начала обратный марш с Кубани на Дон…

После бурных дискуссий съезд так и не принял каких-либо четких резолюций и, в конце концов, был выдворен из Киева украинскими националистами. Делегаты перебрались в донскую столицу Новочеркасск. Город находился под контролем калединцев, а их оппоненты довольно быстро переместились со съездовской трибуны в тюрьму. Гражданская война еще только разгоралась, разгул красного и белого терроров был впереди, а потому обе стороны при случае позволяли себе играть в «законность» и «гуманизм». По требованию «казачьих низов», Автономов был выпущен на свободу, после чего (видимо, догадываясь, что игры в «гуманность» скоро закончатся) поспешил бежать из Новочеркасска. На Дон, между тем, со всех сторон надвигались отряды Красной гвардии. Добравшись до Миллерово, Александр Исидорович встретился с вождем этого воинства — «чрезвычайным комиссаром по борьбе с контрреволюцией на Юге России» Антоновым-Овсеенко. Видный большевик довольно быстро оценил таланты прибывшего к нему казачьего офицера. Уже после месяца совместной работы он выдал Автономову значительную сумму денег и специальный мандат с правом самостоятельно формировать части Красной гвардии на Кубани. Прибыв на Тихорецкую, Александр Исидорович наложил руку на здешние оружейные склады и сколотил вокруг себя небольшой, но относительно дисциплинированный отряд из местных рабочих-железнодорожников. Имевшиеся у Автономова деньги и оружие привлекали к нему все новых добровольцев, и вскоре в распоряжении большевистского военачальника имелось уже около 3—4 тыс. хорошо вооруженного войска с артиллерией и бомбометами. По соседству действовали другие красные части (Сорокина, Золотарева и др.), однако отряд Автономова был самым крупным. На тот момент главным противником северокавказских и кубанских большевиков была засевшая в Екатеринодаре Кубанская Казачья Рада. 4 марта после упорных боев красные овладели городом. На радостях бойцы занялись грабежами и физическим уничтожением местной буржуазии. Вскоре было объявлено о создании Кубано-Черноморской Советской республики.